Чужая глубина - Страница 91

— Слушай, может быть ты все-таки объяснишь мне, что здесь происходит? И где, разорви моя печёнка, Кимпл и Ольга?

Неудобный вопрос ненадолго повис в воздухе, пока мехиканец устало не зевнул и не ответил:

— А это тебе лучше уточнить у своего нового друга, Михас. Кстати, можешь обратиться к любому из них. Думаю, если они захотят, то даже покажут тебе живые картинки прямо в твоей тупой башке, — и пошевелил пальцами около виска.

— Ты это о чём? — не понял механик.

— Спроси, и узнаешь, — ядовито улыбнулся Хоаким.

* * *

На суше людей со сверхспособностями явно недолюбливали, считая их выходки опасными фокусами. Под водой и того хуже — их люто ненавидели, представляя порождениями самой бездны. Хотя зачастую они могли не так много. Казалось бы, ну что тут такого, читать мысли и угадывать предметы за ширмой. Слегка сдвигать спичечные коробки могли во все времена. На ярмарках и цирковых представлениях выделывали и не такое. Но это были обычные шарлатаны. А вот настоящие менторы обладали совсем иными знаниями, не связанными с ловкостью рук и заготовленными заранее постановками. Именно эти способности и ассоциировались у глубинщиков только с одной подводной напастью — мразевой болезнью. Истинные менторы умели воздействовать на человека с такой же лёгкостью, как глубина поглощала неопытного ныряльщика. Вероятно, именно по этой причине их зачастую и называли отпрысками мрака. Грубо и справедливо, так полагали почти все. А их умение считалось истинным проклятием. И что самое удивительное — для менторов не существовало защитного порога. Они, в отличие от тех же самых нырял, абсолютно не ощущали влияния аномальных зон. И вот именно этот феномен был для учёных очередной неразрешимой загадкой подводного мира.

Закончив изучение наскальной живописи, Жуй сделал несколько пометок в блокноте и убрал его в рюкзак.

— Скажи, а что насчёт бригадира? Он, действительно, так опасен?

— Безоружный, думаю, не очень. А вот если…

— Никаких если, Жуй, — перебил его брат. — Я предупредил Кика и Ромбла. Они надёжные ребята, способные оказать нашей общей проблеме достойную встречу…

— Только не забывай, наши достойные ребята перенесли сигма-погружение, после которого полагается, как минимум, курс месячных восстановительных процедур, — не согласился ренегат.

— И что ты предлагаешь? — надув щеки, злобно огрызнулся Еж. — Ты же знаешь, у нас не так много времени!

— Я просто стараюсь оценить силы наших бойцов, и того, кто следует за нами, — сохраняя спокойствие, попытался объяснить Жуй.

— Ах, оценить?! — не на шутку взбеленился брат. — Тогда позволь тебя спросить, какого левиафана ты не решил эту проблему раньше?! Зачем медлил? Уверен, у тебя было предостаточно возможностей, чтобы вспороть ему кишки, до того как одна сучка помогла ему бежать!

— Я почти дотянулся до него, — попытался оправдаться ренегат. — Ещё чуть-чуть, и он принял бы нашу сторону.

— Почти? Что ж, замечательно! Ты попробовал, но не вышло! Поэтому прошу тебя, в память о нашем брате, заткни свою пасть, и пусть мои люди самостоятельно решат то, что не смог решить ни ты, ни сопровождавшие тебя куклы!

— Договорились, — с обидой в голосе ответил Жуй.

— А теперь давай вернёмся к поиску ключа — нам осталось всего три зала. Ведь по твоей милости мы совсем не располагаем временем, братишка.

Ренегат недовольно заиграл скулами. Еж всегда умел найти слабую точку и кусать в неё до посинения.

Хоаким всегда полагал что неврастеники — страшные люди, непредсказуемые в поступках и непоследовательные в суждениях. Или если выражаться привычным языком, лживые и трусливые ублюдки, за которыми нужен глаз да глаз. Ну а в идеале, полная изоляция в каком-нибудь сыром и вонючем карцере. Но за неимением лучшего пришлось контролировать своего подопечного не только словом, но и делом.

Изменения в поведении Гилфрида он заметил давно. Ещё на переправе через превратное озеро связной начал нервничать больше обычного. И дело здесь было не в банальной боязни за собственную шкуру, вовсе нет. Его поведение напоминало первый признак, а это был весьма скверный знак. И следующие проявления мразевой болезни не заставили себя долго ждать. На привале, когда ренегат издевался над истерзанным телом Ольги, Гилфрид замкнулся. Отсев подальше от костра, он достал из кармана свои чёртовы часы и принялся с ними разговаривать. Не то чтобы громко, но вполне слышно. Он нашёптывал им какую-то белиберду и затравленно оглядывался по сторонам.

Тогда Хоаким насторожился, но настоящие изменения в поведении связного начались в храме. Держась обособлено ото всех, он принялся смеяться и вздрагивать невпопад. Его настроение, словно взбесившийся на родео бык, заставляло Большого Уха то резко оборачиваться, то гордо выпрямлять спину. Мехиканец хорошо знал подобное поведение. Связного медленно поглощала Глубина. Вторая или третья стадия, сомнений быть не могло.

«Будь моя воля, я вырвал бы у тебя стреломёт вместе с руками, чокнутый псих», — подумал Хоаким, приближаясь к Гилфриду. Он принял решение, и не собирался отступать.

Взмокшие пальцы нащупали предохранитель, щёлкнули и потянулись к спусковому крючку. Один миг, десять целей и полный магазин. Главное не промахнуться. Главное приложить все усилия и бежать, бежать без оглядки… Часы отсчитывали неправильное время, а сердце ускоряло и без того стремительные секунды.

«Я смогу. У меня получится. Начну стрелять, они все попадают, и сразу к выходу», — просчитывал про себя Гилфрид. Ему было безумно страшно, но он решился на побег. У Кимпла получилось, и ему тоже повезёт. Нужно просто решиться!